Шалом Аш: Мотке-вор שלום אש: מאָטקע-גנב

перевод с идиша: Берл Кедем

часть 3

глава 1

СТАРЫЙ ГОРОД

В одном из закоулков большой Варшавы все еще держатся остатки средневекового города. Старый город в Варшаве состоит из высоких, узких, старинных домов, построенных нашими дедами сотни лет назад. Один дом вмурован в другой; чуть задень один – и все остальные развалятся. Нет у них ни дворов, ни окон, ни света, а только каждый дом как лабиринт. Длинные темные коридоры ведут таинственными путями в комнаты. Эти пути известны лишь обитателям домов, которые в них родились и выросли. Наш брат, попав в такой дом, думает, что он заблудился в старом монастыре, от стен которого веет инквизицией, и страх нападает на него от высоких круглых балок, изгибающихся вокруг его головы, от черных насупленных стен, окружающих его, и он останавливается посреди пути из-за темноты и ужаса.
Но не только дома – весь квартал старого города производит такое впечатление. Посреди рынка, на старинном пересохшем колодце, которым когда-то гордилась Варшава, стоит варшавская русалка, полу-женщина полу-рыба – символ города Варшавы. Вокруг неё, вокруг русалки - скорее символа варшавской неверной женщины, чем города – стоят в тесноте старыми-старыми дедами дома, высокие и узкие как сухостой. На всех домах средневековые цеховые знаки, и каждый выкрашен в особый цвет. Рынок заставлен телегами и прилавками и, как и полагается старому городу, тут есть рынок старьевщиков, где вы можете купить и использованную ложку, и старые сапоги. Не один человек попадает сюда оборванцем, а выходит приодетый в пару сапог, сшитых за пять лет до этого в Париже, в пиджак из нью-йоркского "шопа" и в шляпу, купленную в берлинском магазине, - и все это он приобретает за мелочь, от которой ему еще остается на обед.
В одном из домов, носящем гордое название "Корабельный якорь" и даже украшенным зеленым на красном фоне кораблем, размещается чайная "Кафе Варшавское". Вечерами "Кафе Варшавское" освещено двумя красными фонарями, горящими под вывеской с зеленым кораблем. На трех-четырех стульях, выставленных снаружи, рассажены девушки, молодые и зрелые, в модных неглиже – полураздетые-полуодетые, в белых кофточках и белых юбках, в основном коротких. Девушки выставляют на показ красные, синие, черные обтягивающие колготки и варшавские точеные туфельки. У некоторых из них волосы распущены, у других схвачены красными лентами. У зрелых и толстых кофточки немного расстегнуты, так что случайно виднеются высоко поднятые мясистые груди. Зрелые девушки лишь сидят, грузные и неподвижные, на стульях перед "Кафе Варшавским". Более молодые и красивые вертятся по тротуарам - с развевающимися волосами, нагими сердцами и грудями и точеными короткими ногами, поднимающимися из-под коротких платьиц, - и хватают прохожих за руки. В это время улица оживает. Перед многими старинными сердитыми домами горят красные фонари, освещающие старые знаки древних цехов. Перед дверьми многих таких кофеен расселись девушки в странных спальных костюмах, и множество юных пареньков и более зрелых мужчин, цивильных и государственных чиновников в различных мундирах, молодых и старых, оживляют по вечерам тротуары старого города.

ЦЭНА УРЭНА (ЦЭНЭ-РЭНЭ) צאינה וראינה

ЯАКОВ бен ИЦХАК из Янова


издание 1768 г (Мец)

→→→→→
"Йосеф открывается своим братьям"
→→→→→

перевод со средневекового идиша:

Берл Кедем

ШМОТ 1

Вээле шмот [и вот имена]

Говорит царь Шломо в "Мишлей": "Золотое кольцо в носу и ожерелье из чистого золота – мудрый обличитель для внимательного уха"[1]. Этот стих учит нас тому, что принимающий наказание от мудрецов ведет себя наилучшим образом, поэтому и говорит так царь Шломо в этом стихе. Наказание – это такое же украшение для тела, как и золотое кольцо в носу. Наказание особенно важно детям, пока они еще малы, поскольку они стремятся только к наслаждениям, а йецер тов (доброе начало) приходит к ним лишь по достижении тринадцати лет. Поэтому необходимо их наказывать всякий раз. Поэтому говорит царь Шломо: кто не бьет сына своего розгами, тот его ненавидит, а кто любит сына своего, тот наказывает его[2] речами и бьет его ему на пользу. Царь Давид не наказывал сына своего Авшалома, поэтому стал тот нехорошим и спал с женами отца своего в Иерусалиме, а отец его должен был бежать от него из Иерусалима. Яаков же наказывал всех своих детей и учил их, поэтому все они стали богобоязненными и праведными. Поэтому и называет их этот стих настоящими детьми своего отца - вээле шмот бней йисраэль [и вот имена сынов Израиля], имея в виду, что они были детьми своего отца, ибо быть настоящим отцом значит хорошо воспитать своих детей.
Пишет Раши: зачем понадобилось в этом стихе перечислять имена всех детей? Ведь они перечислены выше в другом стихе – вайигаш [и подошел][3]? Объяснение следующее: (сыны) Израиля подобны звездам в небе, которые Всесильный пересчитывает, когда он их вынимает[4], чтобы они светили ночью, и которые Всесильный снова пересчитывает, когда он их днем призывает назад к себе. На это пишут "Црор hамор" и "Толдот Ицхак": потому праведники подобны звездам в небе, что Всесильный вынимает и забирает их по счету. Это учит нас тому, что когда праведники умирают, они получают больше уважения и света в ином мире. Точно как звезды, которые светят ночью намного сильнее, чем днем, так и праведники: когда они умирают, они получают больше уважения и света в ином мире.
Пишут Бхаей, "Хизкуни" и "Имрей ноам": этот стих учит нас, что Яаков подобрал жену каждому сыну и каждому внуку, чтобы те не взяли жен у египтян. И потому египтяне не испытывали жалости к (сынам) Израиля, что те не желали жениться на них. А еще пишут "Мидраш", Бхаей и "Црор hамор", что вместе с (сынами) Израиля в египетский галут (изгнание) пришел и Всесильный – это имеет в виду стих ИШ увейто бау [каждый ЧЕЛОВЕК со своим семейством пришел]. Ведь Всесильный зовется ИШ мильхама [ЧЕЛОВЕК войны][5] – тот, кто пришел с детьми Яакова в Египет ради их избавления.
Спрашивает Бхаей: почему этот стих говорит о Йосефе в самом конце?[6] Объяснение таково: он говорит о Йосефе в самом конце для того, чтобы дети Леи и Рахели не выказывали власти над детьми Бильhи и Зильпы, которые были детьми служанок. Потому этот стих и помещает Дана, Нафтали, Гада и Ашера между Биньямином и Йосефом, поскольку он хочет нам показать, что Дан, Нафтали, Гад и Ашер, которые были детьми Бильhи и Зильпы, должны быть также важны, как и Биньямин и Йосеф, которые были от Рахели, любимой жены Яакова. А еще потому говорится о Йосефе в самом конце, чтобы показать нам, что Йосеф вел себя скромно, хотя и был царем. Поэтому и называет его этот стих в самом конце перечисления детей (Яакова). Поэтому многие праведники, которые обладают большой властью, принижают себя в собственных глазах.
Вайамот йосеф вехоль эхав [И умер Йосеф и все его братья]. Пишет Бхаей: "И умер Йосеф, и все его братья, и все то поколение" – это учит нас, что хотя Йосеф и умер, Б-г жив в небесах. Поэтому говорится в стихе "и умер Йосеф" и сразу же за этим написано (о евреях) пару ваИШРЕЦУ [плодились и размножались] – это значит, что числом их стало намного больше, чем детей Израиля. Каждая женщина рожала по шесть детей за раз. Так пишет "Толдот Ицхак": не было ни одной женщины среди них, которая бы не могла иметь детей, и ни у одной не было выкидыша, и росли они быстро, как звери и ШРАЦИМ [гады земные].
"Црор hамор" пишет: этот стих для того еще раз говорит о числе (сынов Израиля), что их было всего семьдесят душ и очень быстро стало их несколько десятков тысяч. Пишет "Црор hамор": йоцей йерех йааков [выходцы чресла Яакова], что означает, что из одного бедра Яакова вышли все семьдесят душ. Ангел ведь вывернул бедро Яакова, так что Яаков был вынужден хромать на одну ногу, при этом у него было больше детей. Потому говорится в стихе йоцей йерех [выходцы чресла], что все семьдесят душ вышли из одного бедра Яакова. Ведь не написано йоцей йерхав [выходцы чресел его], что означало бы два бедра.
Пишет Раши: вейосеф hая бемицрайим [а Йосеф был в Египте] – что говорит нам этот стих, что Йосеф БЫЛ в Египте? Мы ведь давно уже это знаем? Объяснение таково: Тора показывает нам, что Йосеф все время БЫЛ праведником. Когда он был в Египте и к тому же был царем, он прежде всего БЫЛ Йосеф иш хасидут [богобоязненный].
Пишет "Толдот Ицхак": вайирбу меод [и стали очень многочисленны] – (сыны) Израиля весьма размножились. Говорит рабби Авраам, который видел одну женщину, родившую сразу четверых детей: поскольку обычно оба близнеца рождаются слабыми или один из них слабый, ибо сила, которая предназначена одному ребенку, распределяется на двоих, не говоря уже о шести детях на один живот, которые все будут слабыми, поэтому говорит нам этот стих (далее) – вайаацму бим'од [и стали очень сильны] – все они были сильны, когда рождались по шесть детей на один живот.
Вайаком мелех хадаш [и восстал новый царь]. "Хизкуни" пишет: не написано вайамот [и умер], что означало бы, что умер прежний царь, и показало бы, что был старый царь. Почему же написано "и восстал НОВЫЙ царь"? Чтобы показать нам, что это прежний царь выдумал множество злобных НОВЫХ гзейрот (антиеврейских законов) сразу же, как Йосеф умер, не желая признавать те добрые дела, что Йосеф делал для египтян. А Раши пишет, что в Гемаре спорят Рав и Шмуэль. Один говорит, что это был старый царь, а другой говорит, что это был новый царь[7]. "Црор hамор" пишет: "и восстал новый царь" – это египтяне увидели, что (сыны) Израиля весьма размножились, и посоветовались они друг с другом, и не хотели себе царя, который родился от царя, а хотели себе нового царя, ибо они ненавидели семя прежнего царя, сделавшее Йосефа царем. Поэтому выбрали они злодея, жестокого человека. Поэтому говорится (далее) в стихе: инэ ам бней йисраэль рав веацум [вот, народ сынов Израиля многочисленнее и сильнее (нас)]. Иными словами, за три вещи мы, (египтяне,) должны умертвить весь (народ) Израиля одного за другим. За то, что (народ) Израиля удостоился чудес и знамений и помнил, что Яаков сделал своему брату Эйсаву, который вышел против него с четырьмя сотнями мужей, но ничего не смог Яакову сделать, и еще помнил, что двое его сыновей сделали городу Шхему и как они себя дурно повели, когда продали своего брата. И за то, что он так многочислен. А третье – что он так силён. Поэтому и говорится в стихе: hава нитхакма ло [давайте перехитрим его] – пришло время нам начать думать мудро против его мудрости. Ибо царь, который сам был чужим, боялся, говоря: вдруг соберутся все приближенные прежних царей и (народ) Израиля тоже будет с ними, и побьют они нас! Поэтому нам нужно придумать, какой смертью их уничтожить. Поскольку их бог поклялся, что он не нашлет больше потоп на землю, чтобы уничтожить людей водой[8], то бросим их детей в воду, а Всевышний не умертвит нас за это водой, ибо их бог воздает мида кенегед мида [мерой за меру]. Но они не знали, что Всевышний сохранит свою клятву не насылать воду с неба, чтобы их умертвить, а нашлет на них воду из моря, которое велико и широко, и все египтяне утонут в море[9] - мера за меру. Пишет "Хизкуни": Гемара рассказывает в (трактате) "Сота", что Бильам тоже принимал участие в этом совете, как причинить боль и уничтожить (народ) Израиля.[10] Как же может быть, что Бильам жил так долго - пока (народ) Израиля не попал в пустыню и не пошел войной на Мидьян, и потом Пинхас убил Бильама? И как мог он так долго жить, если мы находим и в Гемаре в (главе) "Хелек", что Бильаму было всего тридцать три года, когда его убили[11]? Объяснение таково: было два Бильама, сына назвали по имени его отца, и тот, кто сидел в совете при фараоне, был отцом того Бильама, которого убили в пустыне[12].
Вэносаф гам hу аль сонейну [присоединится и он к неприятелям нашим]. Пишет "Толдот Ицхак": они боялись, что (народ) Израиля их обманет и сдастся, когда враг придет в город, чтобы его оставили в живых согласно обычаю, ибо тех, кто сдается, оставляют в живых, и враг захватывает город.
Вайасиму алав сарэй мисим [и поставили над ним начальников повинностей]. Фараон назначил начальников взимать налог с (сынов) Израиля, и не выказывал фараон своей ненависти к (народу) Израиля, желая измучить их налогом. Гемара рассказывает в первой главе (трактата) "Сота": трое сидели в совете при фараоне – первый был Бильам, который приказал уничтожить всех (сынов) Израиля и за это был убит (сынами) Израиля в пустыне. Другой был Иов, который промолчал и за это был наказан страданиями, тогда как Итро, который убежал из совета, удостоился того, что его дети заседали в Сангедрине[13]. (Мидраш "Шмот) Раба" пишет: "и поставили над ним начальников повинностей" – фараон вешал себе на шею кирпич, и когда какой-нибудь еврей говорил, что не может (больше) работать, говорили ему: ты хочешь быть лучше, чем сам царь?[14] Так фараон обманывал (сынов) Израиля.

____________

прим. переводчика

[1] Мишлей 25, 12
[2] Ср.: "Щадящий розгу свою ненавидит сына своего, а кто любит его, тот с детства наказывает его" (Мишлей 13, 24)
[3] Берейшит 46, 8
[4] Ср. "Исчисляет количество звезд, всех их именами называет" (Теhилим 147, 4)
[5] Ср. "Б-г – воин" (Шмот, 15, 3)
[6] См.: "Реувен, Шимон, Леви и Йегуда, Исахар, Звулун и Биньямин, Дан и Нафтали, Гад и Ашер. И было всех душ, прямых потомков Яакова, семьдесят душ – а Йосеф был в Египте" (Шмот 1, 2-5)
[7] ЦуР использует комментарий Раши ("Шмот" 1, 8): "Рав и Шмуэль – один сказал вообще новый, а другой сказал, что возобновились притеснения его". Раши цитирует Вавилонский Талмуд, трактат "Сота" 11а.
[8] См. "И заключу союз Мой с вами, чтобы впредь не была истреблена всякая плоть от воды потопа, и не будет более потопа, чтобы губить землю." (Берейшит 9, 11).
[9] ЦуР опирается на комментарий Раши (Шмот 1, 10): "'перехитрим Спасителя Израиля и утопим их в воде, ибо уже поклялся (Он), что никогда впредь не нашлет потоп'. И не поняли они, что на весь мир не нашлет, а на один народ нашлет." Раши цитирует Вавилонский Талмуд, трактат "Сота" 11а.
[10] См. слова р. Хайя бар Абба от имени р. Симаи: "Трое сидели в этом совете – Бильам, Иов и Итро" (Вавилонский Талмуд, трактат "Сукка" 11а)
[11] См. "Сказал один миней р. Ханине: известно ли тебе, сколько лет было Бильаму? [...] Ибо написано (Теhилим 55, 24) "Люди кровожадные и коварные не доживут до половины дней своих" – было ему тридцать три или тридцать четыре года [меньше половины от 70 лет - обычной длительности жизни человека]. [...] Я сам видел, что написано в книге Бильама: тридцать три года было хромому Бильаму, когда убил его разбойник Пинхас". (Вавилонский Талмуд, трактат "Санhедрин" 106б)
[12] См. "И царей Мидьяна убили, [...] и Бильама, сына Беора, убили мечом". (Бемидбар 31, 8)
[13] Ср. "Трое сидели в этом совете – Бильам, Иов и Итро. Бильам, который советовал (уничтожить Израиль), был убит, Иов, который промолчал, был приговорен к страданиям, Итро, который убежал, удостоились потомки его сидеть в зале Газит (где заседал Сангедрин)" (Вавилонский Талмуд, трактат "Сукка" 11а)
[14] См. "Не сказано 'над ними', а 'над ним'... чтобы научить нас, что принесли кирпич и повесили на шею фараону, чтобы если кто-то из (сынов) Израиля говорил: нет у меня сил, отвечали ему: у тебя меньше сил, чем у фараона?" (Шмот Раба 1, "и поставили над ним"). Также см. Вавилонский Талмуд, трактат "Сота" 11а.

Исроэль Эмиот (1909-1978) ישראל עמיאָט

СВАДЬБА НА ПЕСКАХ

перевод с идиша:

Берл Кедем
.

.

.

И вдруг эта высокая, красивая девушка с горящими черными глазами – девушка с Песков – исчезла. Перестала ходить по домам и выпрашивать мелочь, как остальные бедняки этого квартала попрошаек в местечке.
Эти бедняки с Песков, у каждого из них был свой собственный образ и каждый из них отпечатался в детской памяти. По средам – это был их день сбора милостыни - они маршем проходили через магазины местечка.
Была там старая Ита, высокая, худая, с выпученными глазами из-за базедовой болезни, словно её кто-то душил за шею. Закутанная в прорванный, поблекший платок, полностью скрывавший её морщинистое лицо, она заученно кисло выговаривала свое «бог вам поможет», попадало ли ей что-то в руку или нет, будто бы её глаза не видели, и шла дальше.
И был там Палтиэль. Палтиэль в сатиновой шляпе, в десяти капотах зимой и летом, будто бы он боялся оставить эти одежки дома. И Хонеле-шарманщик, который имел обыкновение на ярмарках надевать, как христиане, голубую фуражку с лакированным козырьком и превращаться в «гоя», есть свинину и разговаривать только на польском, торгуя своими никелированными колечками, которые попугай выуживал из бумажных конвертиков. Но как только дело шло к осенним праздникам, он вдруг отпускал бородку, снова надевал еврейскую шапку и вставал с тарелкой у входа в синагогу, написав на клочке бумаги «для нуждающегося больного». И маленькая Лейеле с открытым ротиком, которая, не переставая, говорила сама себе странные вещи. Она вставала у магазина с протянутой ладошкой и все говорила и говорила. И сумасшедший Ицхок-кесарь, у которого были претензии к Николаю, почему, мол, он отобрал у него трон. Этому давали вдвое больше, когда он пел бравый марш в честь самого себя.
И Моче-Мендл, который имел привычку собирать календарные листки, из-за чего мы, мальчишки из хедера, называли календарные листки «моче-менделками». Этот вечно выпрашивал что-нибудь поесть. В субботу он приходил за остатками чолнта, а на неделе довольствовался календарным листком, который ему подбрасывали из магазинов мальчишки из хедера, а он послушно исполнял перед ними танец. И седой мордатый Гаврил – ужас детворы, о котором поговаривали, что он способен убить человека. Он тоже жил на Песках и ходил попрошайничать по средам. И Пелте Пипернотер, малюсенький еврейчик, достающий только до порога, которого вечно можно было встретить на всех обрезаниях и свадьбах – этот тоже не пропускал ни одной среды. И Рувн со строгим красивым лицом, в приличной капоте, с расчесанной бородой, который ходил по домам, как говорили, в искупление прошлых грехов. И еще понаехавшие с округи попрошайки, которые не ночевали в гостях, а устраивали себе квартиру у бедняков, чтоб те не ругались с ними. Все они так подходили к серо-тоскливому рынку! Зимой – как посланцы снега и одинокого ветра и как вскрик петушка летом, посреди дня - внезапный, нарушающий дремлющую тишину, словно падающий в стоячую воду камень.
Но та молодая, красивая девушка как-то отличалась от всех остальных. Кто она? Что она? Женщины поговаривали, что она вроде сирота, вроде родственница одной там на Песках, и что та не пускает её встать за прилавок, куда её тянут со всех сторон. Женщины проклинали:
- Тьфу, кровь с молоком, выглядит как дочка приличных родителей, а попрошайничает!
Ребята заглядывались на неё, подмигивали. Она краснела, но не откликалась даже улыбкой, будто бы её это не касалось, и шла дальше из лавки в лавку своими молодыми, свежими, прыгающими шажками, как на прогулке.
И вдруг она пропала.
Знающие люди перешептывались, что её забрал этот парень-циркач.
Он появился летом. Высокий, с голубыми глазами, он не был похож на еврея, да и в местечко он пришел откуда-то с чужбины. Сразу посреди улицы образовалась толпа. Бейлке с приплюснутым носом, которая всегда ездит по ярмаркам с Хонеле-шарманщиком, отгородила угол на рынке, где этот парень крутился змеёй, ходил колесом, ставил стакан воды на лоб и держал его так, пригнув голову аж до самой земли. При этом Бейлке крутила шарманку и наигрывала всякие визгливые песенки. Этот парень стал развлечением для мелкоты, выпрашивавшей у матерей пару грошей, булочку, пирожок, чтобы забросить все это в Бейлкину торбу.
Только вдруг он как сквозь землю провалился. Исчез циркач. Ярмарочные люди видели его тут и там в местечках, а здесь его больше не видели. Испарился, как и эта высокая, красивая девица, которая стеснялась попрошайничать.
Однажды Бейлке с Песков пришла в бабушкину лавку за дрожжами. Бейлке ведь не соблюдала субботу и по четвергам не покупала и пол-унции дрожжей на халы, с чего же ей вдруг закупать целый фунт дрожжей, да еще и спрашивать, хватит ли этого на 30 гостей? Вот история-то, что ж вдруг стряслось? Но чего тут теряться в догадках, если Бейлке сама все рассказывает. Она тут же и раскрыла секрет:
- Знаете, Малочка, у нас на Песках радость, мы таки устраиваем свадьбу той красивой девице с циркачом.

Тут все те матроны, которые только и ищут возможность выполнить заповеданное и устроить свадьбу сиротам, служанкам, бедным невестам, понажелали – нашим врагам такое счастье! Она ж, эта девица, вырвала у них из рук загробный мир и сама себя поженила! И с кем, спрашивается? С полугоем, у которого и лицо-то нееврейское, с циркачом, который ездит по ярмаркам! Но только такое это было веселье, что все местечко ходило ходуном. Говорят, у самого большого богача такой свадьбы не могло быть. Прежде всего, там было все клезмерское семейство: старый Шлойме со скрипкой, Исроэль-Бер, его сын, с трубой - важные клезмеры, которые ходят только на свадьбы богачей, не говоря уже об остальных лабухах из капеллы – Генехл Контрабас, Берл с флейтой, и даже Ицхок-бадхен там был. Тот самый Ицхок, сын клезмера Шлойме, у которого «жемчуг сыпется изо рта» и который в минуту заставит публику плакать и смеяться. И никто ни гроша не взял, потому что на свадьбах на Песках денег не берут. А Ицхок-бадхен просто любит смотреть на красивых невест; когда попадается красивая невеста, он тебе такой «бадекнс» устроит – стар и млад рыдать будет.
А старостиха Хана, которая хоть полного рая на этой бедной невесте и не заработала, но все же чуточку заповеданного у этой девицы выцарапала: собрала по людям знатный подарок и молодой паре вручила, и уже после неделями и месяцами рассказывала по всему местечку, как там все было.
- Моим бы детям, боженька ты мой, такие свадьбы. Птичьего молока там всем хватило. Все это точно обошлось в целое состояние. Они чулки поразвязывали и выложились – оказывается, настоящее богатство было-то у бедняков! Какая рыба, какие вина, какие апельсины, какие варенья! А как молодые сидели во главе стола! Он во фраке и в цилиндре, она в белом шелковом платье. А на гостей посмотреть – не узнать наших бедняков! Все в субботних нарядах. Самым главным сватом был Хонеле-шарманщик, который сидел по правую руку от жениха, одетый в черный пиджак с воротничком и шелковым галстуком, наливал всем вино и выпивал «лехаим». Жених держался строго, будто палку проглотил, но всякий раз, когда приносили подарок, он галантно кланялся и благодарил. Невеста сияла своей красотой как мак и все время перешептывалась с женихом. Исроэль-Бер с трубой, этот бабник, часто подходил поцеловать невесте руку и спрашивал, что клезмерам играть. Ицхок-бадхен, под впечатлением красивых глаз невесты, сочинял красивые стихи в её честь. А даяну заплатили за хупу-кидушин целых пятьдесят злотых…
Старостиха Хана еще много чего рассказывала. Она рассказывала про «Идла-задиру», героя местечка, который пришел на свадьбу с женой и напился как Лот. Разведя руки в стороны, он наседал на жениха: «Отдавай красавицу, ты такой не стоишь». Если бы не Ицхок-бадхен, который его обезоружил сладкими речами, дошло бы до драки. Она рассказывала и о двух мужиках с Песков, которые тоже были на свадьбе, но женщины ей, старостихе Хане, не дали выговориться.
- Да это же сатанинские выходки, черти и духи, как можно находиться на такой свадьбе? Она даже в микве не была, эта невеста! Всякая нечисть прилепляется на таких свадьбах!
-----------------------------------------------
По средам бедняки снова ходили по домам. Шарманщик снова прикидывался гоем на ярмарках со своей шарманкой и попугаем, а перед осенними праздниками становился добрым и богобоязненным, отпускал бородку и вставал с тарелкой у синагоги. Только двоих больше не видели в местечке: ту красивую девушку и циркача. Оба они исчезли.
Длинной Лее это придало мужества. Утирая нос головным платком, она заявляла группке женщин:

- Говорят вам, это бесовские выходки. Что-то в этой истории не то!..

Майсе-бух (Базель, 1602) מעשה-בוך

История о злом духе, вселившемся в тело юноши
Майсе-бух (Базель, 1602)

№152

перевод со средневекового идиша: Берл Кедем

История эта произошла с одним юношей, в которого вселился злой дух. Заклинали этот дух, чтобы он назвал свое имя или имя своей жены, но всякий раз, когда напоминали ему о его жене, он принимался кричать, что жена его осталась соломенной вдовой, то есть, она не может больше выйти замуж, поскольку её муж утонул в море, а мудрецы не дают ей разрешения взять себе другого мужа. Потребовал дух от мудрецов освободить его жену и выдать ее замуж, и предоставил им множество подтверждений, что сам он утонул в море, а у него дома этого не знали. Сказали мудрецы: мы не можем освободить её. Поэтому он и кричал, ибо между тем она стала блудницей, поскольку они не хотели разрешить ей выйти замуж.
Cпросили его мудрецы, отчего нет ему покоя, что за проступки он совершил? И сообщил им дух, что он прелюбодействовал с замужней женщиной. Сказали мудрецы: как зовут ту женщину, с которой он прелюбодействовал? И не захотел отвечать, ибо она уже давно мертва и чему, мол, это поможет, даже если я и скажу. И сказал: на меня же распространяется постановление наших мудрецов: "за прелюбодеяние с замужней женщиной полагается суд четырёх смертей", и никто ради меня этого не отменял.[1]
Пока они совещались между собой, юноша вскочил на ноги. Спросили его мудрецы: почему ты вдруг встал? Сказал юноша: потому что сейчас сюда войдет один ученый муж. Переглянулись мудрецы, и тут вошел один ученый муж, как и говорил юноша, а за ним вошла в тот же дом компания молодых людей, которым тоже захотелось послушать. Тут сказал злой дух: не потому ли вы пришли сюда, что вам на меня захотелось посмотреть? Ведь и среди вас есть такие, кто поступал подобным образом, и они тоже станут такими, как я сейчас. Испугались молодые люди сильно. Сказал злой дух: чему вы так удивляетесь? Вон тот, что стоит среди вас в белой одежде, лежал с мужчиной, что точно также дурно, как и прелюбодействовать с замужней женщиной. Испугались молодые люди еще сильнее и посмотрели друг на друга, и тот, что был в белой одежде, возопил: правда это, тяжки грехи наши, я это действительно делал и другой тоже! И все они признались в своих злых деяниях. Тогда спросил тот самый мудрец: откуда тебе известно об их делах? Засмеялся дух и сказал им: ведь написано "на руке каждого человека печать".[2] Это значит, что у каждого человека написано на руке о делах его. Тогда спросили его: как же ты можешь видеть их руки, если они держат их под верхней одеждой? Тут он снова засмеялся и сказал: разве не могу я видеть повсюду?
Затем спросили его, как же он попал в юношу? И ответил им дух, что не было ему покоя в воде, рыбы съели его тело, душа вышла наружу и попала в тело коровы. Корова сбесилась, и иноверец продал её одному еврею, а еврей её зарезал. А там как раз стоял тот юноша – он в него и влетел.

Тут мудрецы его закляли, вышел он из юноши и оставил его в покое.

______________

примечания переводчика:

[1] См. Вавилонский Талмуд, трактат «Санhедрин», 40а-б: «Несмотря на то, что Санhедрин отменили… суд четырех смертей не отменили. Тот, кому полагается «скила» (забрасывание камнями), - или падает с крыши, или зверь его загрызет. А тот, кому полагается «срефа» (сожжение), - или попадает в пожар, или подвергается укусу змеи. А тот, кому полагается «hарига», - или выдается властям, или разбойники на него нападают. А тот, кому полагается «хенек» (удушение), - или тонет в реке, или умирает от болезни горла»
[2] Ср. «на руку каждого человека кладет Он печать» (Иов 37, 7)

Шмуэль-Йосеф Агнон: ДРЕВНОСТИ שמואל-יוסף עגנון: קדומות

перевод с иврита: Берл Кедем

О, благородная Польша, с древних времен украшает тебя Тора – со дня отхода Эфраима от Иудеи[1]
Плач

Эта история – предание от наших праотцев, взошедших в Польшу. Видели сыны Израиля, что гонения всё не прекращаются и новые беды приходят, и кабала растет, и нечестивая власть несет притеснение за притеснением, так что не было уже у них силы противостоять врагам[2] Израиля. Остановились они на путях своих, гадая о стезях вечных: где тот путь, по которому им идти, чтобы найти покой душе своей[3]? Тут упала записка с неба: идите в Польшу! И пошли они, и пришли в страну Польскую[4], и поднесли царю гору золота. И принял их царь с большим почетом. Сжалился Всевышний над ними, и дал им милосердие[5] царя и сановников[6]. И разрешил им царь расселиться по всем землям его царства и торговать по всей стране в длину её и ширину[7], и служить Всевышнему по обычаям их веры. А царь – щит для них[8] от всех притеснителей и врагов. И жил Израиль в безопасности[9] в Польше в течение многих дней. И простерли они руки свои[10] на торговлю и на ремесла. И Всевышний послал им благословение[11] и благословил их в этой стране. И распространилось имя их между народами[12]. И вели они торговлю с соседними странами и еще чеканили монеты. Те самые монеты, на которых выбито: «Мешка царь Польский» или «Меше круль Польски». Жители Польши называют царя «круль».

И было: будучи в этой стране, нашли они лес, растящий деревья[13], и на каждом дереве вырезано по трактату, из трактатов Талмуда. Лес тот – лес Кабцин, что недалеко от Люблина. И сказали они друг другу: вот, пришли мы в страну, в которой жили наши праотцы издревле. Не потому ли нарекли ей имя[14] «Полин»? Сказало собрание Израиля Всевышнему, да святится Имя Его: Господи, если не пришел еще час нашего спасения, «по лин», ночуй здесь с нами в ночь этого изгнания, пока не поднимешь нас в Землю Израиля.

___________________

примечания переводчика:


[1] Ср. "дни, каких не бывало со дня отхода Эфраима от Иудеи" (Иешайя, 7:17)
[2] Ср. "и не будет у вас силы противостоять врагам вашим" (Ваикра, 26:37)
[3] Ср. "Так сказал Господь: остановитесь на путях (ваших) и оглядитесь, и расспросите о путях древних: какой путь лучше? – и по нему ступайте, и найдете покой душе своей" (Иеремия, 6:16)
[4] Ср. "и пришли они в страну Гошен" (Берейшит, 46:28)
[5] Ср. "И дал Он им милосердие всех пленивших их" (Теилим, 106:46)
[6] Ср. "И сказал Мемухан пред царем и сановниками" (Эстер, 1:16)
[7] Ср. "пройди по этой стране в длину её и ширину" (Берейшит, 13:17)
[8] Ср. "А Ты, Господи, щит для меня" (Теилим, 3:4)
[9] Ср. "И будет жить Израиль в безопасности" (Дварим, 33:28)
[10] Ср. "не простер он руки своей на собственность ближнего своего" (Шмот, 22:10)
[11] Ср. "я пошлю вам благословение мое" (Ваикра, 25:21)
[12] Ср. "И распространилось имя твое между народами" (Иехезкель, 16:14)
[13] Ср. "рощи, растящие деревья" (Когелет, 2:6)
[14] Ср. "На то ли нарекли ему имя Яаков" (Берейшит, 27:36)